![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
patska78Источник
Кроме всего прочего можно узнать, какие восемь песен наш душка Лори взял бы с собой на необитаемый остров. После упоминания каждой песни я вставила Ютубовскую ссылку, чтобы сразу же можно было послушать и сравнить - а мы бы взяли эту песню с собой или нет? ;)
Сью Лоули, ведущая программы: На этой неделе мой потерпевший кораблекрушение – актёр. Ему всего 36, и он один из тех очень успешных артистов, что пришли на лондонскую сцену и ТВ благодаря Кембриджу и “Footlights”. Возможно, лучше всего он известен по совместной со Стивеном Фраем работе для ITV, когда он играл роль бестолкового Берти Вустера, в противоположность Дживсу Фрая, а также для ВВС, где они делали собственное комедийное шоу; но его многогранность и самобытность простираются гораздо дальше. Он выступал за Кембридж в университетской регате, он может сыграть почти на любом музыкальном инструменте, на котором захочет, и он только что написал свою первый роман. Но ничто из этого не сделало его счастливым. Это Хью Лори.
Хью, знаете, звучит так, как будто Вы нытик.
Хью Лори: Я думаю… да. Я…
СЛ: И это очень мягко сказано.
ХЛ: Да, видимо, так и есть. Мне кажется, счастье… Я чувствую себя неуютно, когда счастлив. Я думаю, что если всё идёт слишком хорошо, пора начинать беспокоиться, знаете ли.
СЛ: И Вы беспокоитесь всякий раз, когда что-то…
ХЛ: Конечно, всегда.
СЛ: Делаете?
ХЛ: Конечно.
СЛ: Делаете всё, что угодно? Например, когда пишете, или что-нибудь ещё?
ХЛ: Я могу беспокоиться по поводу цветовой гаммы этой комнаты. И вообще-то, по любому поводу.
СЛ: Тогда почему мы себе представляем, почему нам кажется, что Вы такой уверенный, остроумный, элегантный, как, собственно, и Стивен Фрай, который тоже оказался большим нытиком?
ХЛ: Не знаю. Нет, конечно, я получаю большое удовольствие от выступления. Сейчас пытаюсь вспомнить, когда я получил массу удовольствия от выступления. Должно быть, были такие времена. Возможно…
СЛ: Но о чём Вы волнуетесь? Волнуетесь, что окажетесь не на высоте?
ХЛ: Да, конечно.
СЛ: Постоянно?
ХЛ: Постоянно. О том, что кто-нибудь всё-таки скажет: «Мошенник. Ты думаешь, это пройдёт?»
СЛ: И это усугубилось, когда пришёл успех? В смысле, я имею в виду, что, чем выше становится репутация, тем больше нужно бороться, чтобы сохранить её.
ХЛ: Хм. Ладно, хорошо. Усугубилось в одно мгновение, когда я решил зарабатывать этим на жизнь. Я получал огромное наслаждение от своих любительских выступлений в школе и университете. У меня была масса уверенности в себе. Я думал, что знаю, как это делать. Я мог стоять на сцене фактически ни с чем, понятия не имея, что я сейчас скажу, - и чувствовать себя абсолютно нормально. Я знал, что у меня получится. Но как только я начал зарабатывать этим, всё изменилось. Не знаю, это очень странно, но раньше мне всегда аудитория представлялась женщиной, но когда я начал этим заниматься профессионально, она по неведомым причинам сменила сущность на мужскую. Зрители стали моими соперниками, превратились в противника, который должен быть завоёван; и я представлял себе ряды мужчин со скрещенными на груди руками, говорящих: «Ну давай уж, продолжай». Вынужден признать, что фактически, как правило, я был агрессивно настроен в отношении аудитории. Мы со Стивеном оба сходили со сцены со словами: «Эти… я… ох…» Знаете, мы бы точно кипели от гнева, если бы не чувствовали, что одержали победу.
СЛ: То есть в Вашей профессиональной жизни совсем нет ничего, что доставляло бы Вам удовольствие?
ХЛ: Завершение. Мне нравится завершать. Практически любая боль стоит того удовольствия, когда сходишь со сцены или заканчиваешь писать что-то, принесшее много мучений. Это как биться головой о кирпичную стену. Когда останавливаешься, становится так хорошо.
СЛ: То есть это прекрасные мгновения, пока не посыпалась критика?
ХЛ: Именно.
СЛ: Никакой критики на необитаемом острове. По-видимому, Вы будете счастливы, совершив побег на такой остров?
ХЛ: Очень счастлив. Действительно. Моя жена весьма сильно беспокоится по поводу того, насколько счастлив я мог бы быть. Боюсь, у меня очень насыщенная фантазийная жизнь. Действительно, слишком насыщенная, в каком-то смысле. Это почти изнурительно. Это останавливает меня от реальных действий. Я способен настолько точно, до деталей представить себе, как это будет, если я выиграю Уимблдон, или стану премьер-министром, или взойду на Эверест, что в действительности я ни разу и пальцем не ударил, чтобы попробовать сделать что-нибудь из перечисленного.
СЛ: То есть Вы бы сидели на своём необитаемом острове…
ХЛ: Да.
СЛ: Расскажите о первой композиции.
ХЛ: Первая запись – Мадди Уотерс. Должен признать, что с радостью выбрал бы и восемь его записей. Он музыкант, которого я слушаю большую часть своей жизни, и он очень много для меня значит. Очень трудно выбрать только одну. Я бы поставил трэк под названием ‘I Want To Be Loved’.
СЛ: Мадди Уотерс и ‘I Want To Be Loved’. Я говорила, что Вы, наверное, лучше всего известны как исполнитель роли Берти Вустера. Смею предположить, что кто-то не согласится с этим, считая большим достижением роли в «Чёрной Гадюке». Но всё-таки расскажите о Дживсе и Вустере, Хью. Были ли сомнения, кто из вашего дуэта будет Дживсом, а кто – Вустером?
ХЛ: У нас – не было. Нет. Достаточно очевидно, что у Стивена более мудрое выражение лица, я думаю. В своем роде, он выглядит мрачнее и авторитетнее. Хм…
СЛ: Но ведь он тоже смог бы сыграть придурка из высшего общества?
ХЛ: Да…
СЛ: А вы могли бы сыграть напыщенного мудреца?
ХЛ: О, чёрт. Так вы хотите сказать, что он способен сыграть обе роли, а я только одну?
СЛ: Это похоже на комплекс неполноценности…
ХЛ: Ну да…
СЛ: Но мне кажется, да, это очевидно. У него такой тёмно-коричневый голос.
ХЛ: Тёмно-коричневый голос. Именно. И он на дюйм с лишним выше меня, да и в целом более внушительный, я думаю.
СЛ: И ещё он старше Вас, и богаче, и…
ХЛ: Да.
СЛ: И всё такое.
ХЛ: Да, и всё такое.
СЛ: (смеется) Вы всегда были поклонником Вудхауза?
ХЛ: Я достаточно поздно пришёл к Дживсу и Вустеру, но всегда обожал Вудхауза. Поэтому мы до предела волновались, когда приступали к работе над ним. Настолько фанатичных последователей он приобрёл в нашем лице.
СЛ: Да, но ещё и потому что Дэннис Прайс и Йен Кармайкл прочно ассоциировались в национальном сознании с Дживсом и Вустером.
ХЛ: Безусловно. Конечно, с тех пор прошло двадцать с чем-то лет, но в сознании людей эти образы оставались эталонными.
СЛ: А в Америке это как-то не прижилось, да? Кстати, это действительно странно.
ХЛ: Критика приняла чрезвычайно хорошо, но американцы как-то не восприняли. В самом деле, это слишком вербально. Я имею в виду, что нельзя забывать: мы разделены общим языком, и для средней американской аудитории, думаю, Вы знаете, (с американским акцентом) «сядьте в машину» - это установка. Установка, которую они могут понять. «сядьте в машину», или «я разнесу твои мозги», или что-нибудь подобное. Но «сэр, я попытаюсь произвести вторжение с целью ограбления» - это для них как суахили. Я думаю, они фактически не воспримут, не услышат это. Они действительно не способны это понять.
СЛ: Но они же справились с ‘Upstairs, Downstairs’ (британская телевизионная драма о жизни аристократов и их слуг 1-й трети ХХ в.)? Это ведь было очень популярно, правда?
ХЛ: Да-а. Это из серии… да-а… люди повторяют «моя дорогая» и целую друг друга, и это… хм… полагаю, более мелодраматично, в известном смысле. Я не эксперт по ‘Upstairs, Downstairs’… Ладно. Хорошо. Итак, они любят ‘Upstairs, Downstairs’. Тогда почему они не любят нас? Эх. Думаю, до конца дней мне не понять этого.
СЛ: Видимо, дело в том, что вы плохо работали.
ХЛ: И правда.
СЛ: Это ужасно хорошо. Четыре сезона. Продолжение будет?
ХЛ: Не будет. К сожалению. По ряду причин. Я начал лысеть. Это весьма раздражало. В четвёртом сезоне.
СЛ: Ну, это же незаметно.
ХЛ: О да. Хорошо, я достаточно высокий, как Вы видите. И потому мне весьма долго удавалось избегать неприятностей. Но ведь кто-то должен был это заметить и поднять шум по поводу моей макушки, которая, по нашему ощущению, уже была неуместна для Берти. И кроме того, мы очень быстро прошлись по книгам Вудхауза, обойдясь без голоса за кадром и сокращая целые романы до сценария эпизода. Конечно, надо сказать, Вудхауз во многих вещах повторялся. Поэтому мы расправились с ними настолько быстро, что осталось не так уж и много. То есть мы приготовили закуску (hors d'?uvre). Это весьма точная фраза. Мы довольно быстро приготовили закуску.
СЛ: Какой будет вторая запись?
ХЛ: Это вступление к – даже не знаю, как сказать, - мне совсем не часто приходится произносить это. Брух? Брох? Брач? Никогда не знал. Это Концерт для скрипки соль минор. Отчасти, это для того чтобы показать, какой я культурный, хотя на самом деле абсолютно некультурный. Я малограмотный филистер. Но это одно из немногих классических произведений, которые я бы санкционировал на необитаемом острове. Это абсурдно романтическая вещь, и мне это нравится.
Увы, на Ютубе эту музыку не нашла :(
СЛ: Прозвучала часть Концерта для скрипки соль минор Бруха в исполнении Пинхаса Цукермана с Лондонским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты. Хью, Вы играете на скрипке?
ХЛ: Как ни странно, нет.
СЛ: Я думала, Вы играете на всех инструментах.
ХЛ: Нет. Я не знаю, откуда Вы это взяли. Это абсолютная…
СЛ: На скольких инструментах Вы играете?
ХЛ: Ну, я немного бренчу на нескольких: фортепьяно, гитара и, ну, знаете, ещё кое на чём. На ложках.
СЛ: Вы играли в школьном оркестре?
ХЛ: Да. Играл. Я был ударником, и этого опыта мне хватило, чтобы начать глубоко ненавидеть скрипачей. Скрипачей в массе (en masse). Я постоянно думал о них, потому что они стояли рядами впереди, спиной к моим тарелкам и треугольнику, и хихикали над шутками дирижёра. Во мне зрела ненависть к ним. Я действительно их ненавижу.
СЛ: Они были превосходящей силой?
ХЛ: Намного превосходящей. Обожаю скрипку как сольный инструмент, но в массе я воспринимаю их как ряды людей в белых рубашках с короткими рукавами.
СЛ: Это было в Дрэгон-скул в Оксфорде или в Итоне?
ХЛ: В Итоне, да.
СЛ: Ваш отец – врач общей практики в Оксфорде, у Вас есть брат и две сестры. Вы какой по счёту? Самый младший?
ХЛ: Да, я был самым младшим. Полагаю, это удел многих семей: если у ребёнка есть братья и сёстры, он всегда думает, что именно его меньше всего любят. Мои сёстры и брат, наверное, однозначно сказали бы, что я был синеглазым мальчиком, который по определению не мог сделать ничего дурного, и потому я сильно раздражал их.
СЛ: Вы намного младше их?
ХЛ: Прилично младше, да. Мой брат, предпоследний по старшинству, на шесть лет старше меня. Но я не смотрел тогда с этой стороны. Да и не думаю, что кто-нибудь бы смотрел.
СЛ: Опишите себя в 10-летнем возрасте. Каким Вы были?
ХЛ: Подозреваю, неприятным. Ленивым. Безответственным. И определённо счастливым. Счастливым, потому что у меня была очень бурная фантазийная жизнь. Я был и до сих пор остаюсь великим фантазёром. Да, и я проводил огромное количество времени в одиночестве.
СЛ: У Вас тогда были способности смешить людей?
ХЛ: Я помню, моя семья, как я всегда думал, была очень весёлая. И больше помню себя смеющимся, чем тем, кто смешит. Мои отец, мать, сёстры, брат – все они казались мне чрезвычайно забавными. Обеды всегда доставляли огромное удовольствие, потому что мы много смеялись, и лет с десяти я тоже начал принимать в этом посильное участие.
СЛ: Что Вы ожидали от жизни? Какие идеи были насчёт профессии?
ХЛ: Я думал о медицине, но недолго. Я никогда не работал достаточно много для того, чтобы сдать экзамены в медицинский. Ещё я весьма долго думал о полиции Гонконга. В середине 70-х туда много вербовали. Хотя, не исключено, что ничего такого и не было, но я помню именно это. Были брошюры с молодыми людьми на лэндроверах, в отутюженных шортах и фуражках с сияющими козырьками. Это обещало ужасно яркую и захватывающую жизнь.
СЛ: Вам нравилась униформа цвета хаки?
ХЛ: Да. Именно. И этой причины было достаточно.
СЛ: А Вам нравится идея демонстрировать свои колени. Кое-кто сказал мне, что Вы были специальным констеблем. Это, конечно, неправда.
ХЛ: Нет. Это абсолютно неверно, и я не знаю, откуда взялся этот слух. Когда-то я задержал одного человека. Видимо, за этот случай меня и произвели …
СЛ: Итак, Вы хороший законопослушный парень с налётом итонского ретроградства. Правильно?
ХЛ: Да, подозреваю, что так. Думаю, я стал обывателем. Да, знаете, я был совершенно ужасен в 15-16 лет, меня чуть не выгнали, и у меня бывали чрезвычайно травмирующие стычки с родителями. Они приехали, забрали меня и так выговорили меня на одной из станций техобслуживания на магистрали М-4, что я до сих пор не могу проехать мимо неё без стыда и содрогания. Но в конце концов, видимо, я стал обывателем – стал старостой в Итоне, стал истеблишментом. Ха! Боже. Мне так жаль.
СЛ: Расскажите о треке №3.
ХЛ: Это “Tumbling Dice” «Роллинг Стоунз». Эта композиция… Когда мне было около 10 лет, я пытался сделать коктейль Молотова и довольно сильно обжёгся, что, конечно, было наказанием за идиотизм. И когда я выздоравливал, вместо того чтобы… Мой отец ни разу не прошёлся по поводу коктейля Молотова, хотя имел на это полное право. Он заехал в супермаркет Woolworths и попросил дать ему кассету с какой-нибудь популярной музыкой. Они дали ему Tumbling Dice «Роллинг Стоунз». Я слушал её, наверное, тысячу раз, пока поправлялся. До сих пор ярко представляю, как отец мужественно выдержал хит-парад и попросил эту запись. Я был очень тронут этим жестом, и потому это очень много значит для меня.
СЛ: «Роллинг Стоунз» и “Tumbling Dice”. Давайте немного поговорим об университетской регате. Когда это было? Какой у Вас был номер? Какой результат?
ХЛ: Это было в 1980 году, я был четвёртым номером в этой схватке, и Кембридж проиграл дистанцию в 5 футов. Это я унесу с собой в могилу.
СЛ: Наверное, Вы до сих пор думаете о том поражении?
ХЛ: М-м-м. Да.
СЛ: Вы фантазируете о победе?
ХЛ: Конечно. Хотя, по-настоящему, я не должен так говорить, потому что по сей день я не хотел бы доставлять удовольствие команде противника. Но, конечно, это правда. Это было очень горькое поражение.
Продолжение следует.
Кроме всего прочего можно узнать, какие восемь песен наш душка Лори взял бы с собой на необитаемый остров. После упоминания каждой песни я вставила Ютубовскую ссылку, чтобы сразу же можно было послушать и сравнить - а мы бы взяли эту песню с собой или нет? ;)
Сью Лоули, ведущая программы: На этой неделе мой потерпевший кораблекрушение – актёр. Ему всего 36, и он один из тех очень успешных артистов, что пришли на лондонскую сцену и ТВ благодаря Кембриджу и “Footlights”. Возможно, лучше всего он известен по совместной со Стивеном Фраем работе для ITV, когда он играл роль бестолкового Берти Вустера, в противоположность Дживсу Фрая, а также для ВВС, где они делали собственное комедийное шоу; но его многогранность и самобытность простираются гораздо дальше. Он выступал за Кембридж в университетской регате, он может сыграть почти на любом музыкальном инструменте, на котором захочет, и он только что написал свою первый роман. Но ничто из этого не сделало его счастливым. Это Хью Лори.
Хью, знаете, звучит так, как будто Вы нытик.
Хью Лори: Я думаю… да. Я…
СЛ: И это очень мягко сказано.
ХЛ: Да, видимо, так и есть. Мне кажется, счастье… Я чувствую себя неуютно, когда счастлив. Я думаю, что если всё идёт слишком хорошо, пора начинать беспокоиться, знаете ли.
СЛ: И Вы беспокоитесь всякий раз, когда что-то…
ХЛ: Конечно, всегда.
СЛ: Делаете?
ХЛ: Конечно.
СЛ: Делаете всё, что угодно? Например, когда пишете, или что-нибудь ещё?
ХЛ: Я могу беспокоиться по поводу цветовой гаммы этой комнаты. И вообще-то, по любому поводу.
СЛ: Тогда почему мы себе представляем, почему нам кажется, что Вы такой уверенный, остроумный, элегантный, как, собственно, и Стивен Фрай, который тоже оказался большим нытиком?
ХЛ: Не знаю. Нет, конечно, я получаю большое удовольствие от выступления. Сейчас пытаюсь вспомнить, когда я получил массу удовольствия от выступления. Должно быть, были такие времена. Возможно…
СЛ: Но о чём Вы волнуетесь? Волнуетесь, что окажетесь не на высоте?
ХЛ: Да, конечно.
СЛ: Постоянно?
ХЛ: Постоянно. О том, что кто-нибудь всё-таки скажет: «Мошенник. Ты думаешь, это пройдёт?»
СЛ: И это усугубилось, когда пришёл успех? В смысле, я имею в виду, что, чем выше становится репутация, тем больше нужно бороться, чтобы сохранить её.
ХЛ: Хм. Ладно, хорошо. Усугубилось в одно мгновение, когда я решил зарабатывать этим на жизнь. Я получал огромное наслаждение от своих любительских выступлений в школе и университете. У меня была масса уверенности в себе. Я думал, что знаю, как это делать. Я мог стоять на сцене фактически ни с чем, понятия не имея, что я сейчас скажу, - и чувствовать себя абсолютно нормально. Я знал, что у меня получится. Но как только я начал зарабатывать этим, всё изменилось. Не знаю, это очень странно, но раньше мне всегда аудитория представлялась женщиной, но когда я начал этим заниматься профессионально, она по неведомым причинам сменила сущность на мужскую. Зрители стали моими соперниками, превратились в противника, который должен быть завоёван; и я представлял себе ряды мужчин со скрещенными на груди руками, говорящих: «Ну давай уж, продолжай». Вынужден признать, что фактически, как правило, я был агрессивно настроен в отношении аудитории. Мы со Стивеном оба сходили со сцены со словами: «Эти… я… ох…» Знаете, мы бы точно кипели от гнева, если бы не чувствовали, что одержали победу.
СЛ: То есть в Вашей профессиональной жизни совсем нет ничего, что доставляло бы Вам удовольствие?
ХЛ: Завершение. Мне нравится завершать. Практически любая боль стоит того удовольствия, когда сходишь со сцены или заканчиваешь писать что-то, принесшее много мучений. Это как биться головой о кирпичную стену. Когда останавливаешься, становится так хорошо.
СЛ: То есть это прекрасные мгновения, пока не посыпалась критика?
ХЛ: Именно.
СЛ: Никакой критики на необитаемом острове. По-видимому, Вы будете счастливы, совершив побег на такой остров?
ХЛ: Очень счастлив. Действительно. Моя жена весьма сильно беспокоится по поводу того, насколько счастлив я мог бы быть. Боюсь, у меня очень насыщенная фантазийная жизнь. Действительно, слишком насыщенная, в каком-то смысле. Это почти изнурительно. Это останавливает меня от реальных действий. Я способен настолько точно, до деталей представить себе, как это будет, если я выиграю Уимблдон, или стану премьер-министром, или взойду на Эверест, что в действительности я ни разу и пальцем не ударил, чтобы попробовать сделать что-нибудь из перечисленного.
СЛ: То есть Вы бы сидели на своём необитаемом острове…
ХЛ: Да.
СЛ: Расскажите о первой композиции.
ХЛ: Первая запись – Мадди Уотерс. Должен признать, что с радостью выбрал бы и восемь его записей. Он музыкант, которого я слушаю большую часть своей жизни, и он очень много для меня значит. Очень трудно выбрать только одну. Я бы поставил трэк под названием ‘I Want To Be Loved’.
СЛ: Мадди Уотерс и ‘I Want To Be Loved’. Я говорила, что Вы, наверное, лучше всего известны как исполнитель роли Берти Вустера. Смею предположить, что кто-то не согласится с этим, считая большим достижением роли в «Чёрной Гадюке». Но всё-таки расскажите о Дживсе и Вустере, Хью. Были ли сомнения, кто из вашего дуэта будет Дживсом, а кто – Вустером?
ХЛ: У нас – не было. Нет. Достаточно очевидно, что у Стивена более мудрое выражение лица, я думаю. В своем роде, он выглядит мрачнее и авторитетнее. Хм…
СЛ: Но ведь он тоже смог бы сыграть придурка из высшего общества?
ХЛ: Да…
СЛ: А вы могли бы сыграть напыщенного мудреца?
ХЛ: О, чёрт. Так вы хотите сказать, что он способен сыграть обе роли, а я только одну?
СЛ: Это похоже на комплекс неполноценности…
ХЛ: Ну да…
СЛ: Но мне кажется, да, это очевидно. У него такой тёмно-коричневый голос.
ХЛ: Тёмно-коричневый голос. Именно. И он на дюйм с лишним выше меня, да и в целом более внушительный, я думаю.
СЛ: И ещё он старше Вас, и богаче, и…
ХЛ: Да.
СЛ: И всё такое.
ХЛ: Да, и всё такое.
СЛ: (смеется) Вы всегда были поклонником Вудхауза?
ХЛ: Я достаточно поздно пришёл к Дживсу и Вустеру, но всегда обожал Вудхауза. Поэтому мы до предела волновались, когда приступали к работе над ним. Настолько фанатичных последователей он приобрёл в нашем лице.
СЛ: Да, но ещё и потому что Дэннис Прайс и Йен Кармайкл прочно ассоциировались в национальном сознании с Дживсом и Вустером.
ХЛ: Безусловно. Конечно, с тех пор прошло двадцать с чем-то лет, но в сознании людей эти образы оставались эталонными.
СЛ: А в Америке это как-то не прижилось, да? Кстати, это действительно странно.
ХЛ: Критика приняла чрезвычайно хорошо, но американцы как-то не восприняли. В самом деле, это слишком вербально. Я имею в виду, что нельзя забывать: мы разделены общим языком, и для средней американской аудитории, думаю, Вы знаете, (с американским акцентом) «сядьте в машину» - это установка. Установка, которую они могут понять. «сядьте в машину», или «я разнесу твои мозги», или что-нибудь подобное. Но «сэр, я попытаюсь произвести вторжение с целью ограбления» - это для них как суахили. Я думаю, они фактически не воспримут, не услышат это. Они действительно не способны это понять.
СЛ: Но они же справились с ‘Upstairs, Downstairs’ (британская телевизионная драма о жизни аристократов и их слуг 1-й трети ХХ в.)? Это ведь было очень популярно, правда?
ХЛ: Да-а. Это из серии… да-а… люди повторяют «моя дорогая» и целую друг друга, и это… хм… полагаю, более мелодраматично, в известном смысле. Я не эксперт по ‘Upstairs, Downstairs’… Ладно. Хорошо. Итак, они любят ‘Upstairs, Downstairs’. Тогда почему они не любят нас? Эх. Думаю, до конца дней мне не понять этого.
СЛ: Видимо, дело в том, что вы плохо работали.
ХЛ: И правда.
СЛ: Это ужасно хорошо. Четыре сезона. Продолжение будет?
ХЛ: Не будет. К сожалению. По ряду причин. Я начал лысеть. Это весьма раздражало. В четвёртом сезоне.
СЛ: Ну, это же незаметно.
ХЛ: О да. Хорошо, я достаточно высокий, как Вы видите. И потому мне весьма долго удавалось избегать неприятностей. Но ведь кто-то должен был это заметить и поднять шум по поводу моей макушки, которая, по нашему ощущению, уже была неуместна для Берти. И кроме того, мы очень быстро прошлись по книгам Вудхауза, обойдясь без голоса за кадром и сокращая целые романы до сценария эпизода. Конечно, надо сказать, Вудхауз во многих вещах повторялся. Поэтому мы расправились с ними настолько быстро, что осталось не так уж и много. То есть мы приготовили закуску (hors d'?uvre). Это весьма точная фраза. Мы довольно быстро приготовили закуску.
СЛ: Какой будет вторая запись?
ХЛ: Это вступление к – даже не знаю, как сказать, - мне совсем не часто приходится произносить это. Брух? Брох? Брач? Никогда не знал. Это Концерт для скрипки соль минор. Отчасти, это для того чтобы показать, какой я культурный, хотя на самом деле абсолютно некультурный. Я малограмотный филистер. Но это одно из немногих классических произведений, которые я бы санкционировал на необитаемом острове. Это абсурдно романтическая вещь, и мне это нравится.
Увы, на Ютубе эту музыку не нашла :(
СЛ: Прозвучала часть Концерта для скрипки соль минор Бруха в исполнении Пинхаса Цукермана с Лондонским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты. Хью, Вы играете на скрипке?
ХЛ: Как ни странно, нет.
СЛ: Я думала, Вы играете на всех инструментах.
ХЛ: Нет. Я не знаю, откуда Вы это взяли. Это абсолютная…
СЛ: На скольких инструментах Вы играете?
ХЛ: Ну, я немного бренчу на нескольких: фортепьяно, гитара и, ну, знаете, ещё кое на чём. На ложках.
СЛ: Вы играли в школьном оркестре?
ХЛ: Да. Играл. Я был ударником, и этого опыта мне хватило, чтобы начать глубоко ненавидеть скрипачей. Скрипачей в массе (en masse). Я постоянно думал о них, потому что они стояли рядами впереди, спиной к моим тарелкам и треугольнику, и хихикали над шутками дирижёра. Во мне зрела ненависть к ним. Я действительно их ненавижу.
СЛ: Они были превосходящей силой?
ХЛ: Намного превосходящей. Обожаю скрипку как сольный инструмент, но в массе я воспринимаю их как ряды людей в белых рубашках с короткими рукавами.
СЛ: Это было в Дрэгон-скул в Оксфорде или в Итоне?
ХЛ: В Итоне, да.
СЛ: Ваш отец – врач общей практики в Оксфорде, у Вас есть брат и две сестры. Вы какой по счёту? Самый младший?
ХЛ: Да, я был самым младшим. Полагаю, это удел многих семей: если у ребёнка есть братья и сёстры, он всегда думает, что именно его меньше всего любят. Мои сёстры и брат, наверное, однозначно сказали бы, что я был синеглазым мальчиком, который по определению не мог сделать ничего дурного, и потому я сильно раздражал их.
СЛ: Вы намного младше их?
ХЛ: Прилично младше, да. Мой брат, предпоследний по старшинству, на шесть лет старше меня. Но я не смотрел тогда с этой стороны. Да и не думаю, что кто-нибудь бы смотрел.
СЛ: Опишите себя в 10-летнем возрасте. Каким Вы были?
ХЛ: Подозреваю, неприятным. Ленивым. Безответственным. И определённо счастливым. Счастливым, потому что у меня была очень бурная фантазийная жизнь. Я был и до сих пор остаюсь великим фантазёром. Да, и я проводил огромное количество времени в одиночестве.
СЛ: У Вас тогда были способности смешить людей?
ХЛ: Я помню, моя семья, как я всегда думал, была очень весёлая. И больше помню себя смеющимся, чем тем, кто смешит. Мои отец, мать, сёстры, брат – все они казались мне чрезвычайно забавными. Обеды всегда доставляли огромное удовольствие, потому что мы много смеялись, и лет с десяти я тоже начал принимать в этом посильное участие.
СЛ: Что Вы ожидали от жизни? Какие идеи были насчёт профессии?
ХЛ: Я думал о медицине, но недолго. Я никогда не работал достаточно много для того, чтобы сдать экзамены в медицинский. Ещё я весьма долго думал о полиции Гонконга. В середине 70-х туда много вербовали. Хотя, не исключено, что ничего такого и не было, но я помню именно это. Были брошюры с молодыми людьми на лэндроверах, в отутюженных шортах и фуражках с сияющими козырьками. Это обещало ужасно яркую и захватывающую жизнь.
СЛ: Вам нравилась униформа цвета хаки?
ХЛ: Да. Именно. И этой причины было достаточно.
СЛ: А Вам нравится идея демонстрировать свои колени. Кое-кто сказал мне, что Вы были специальным констеблем. Это, конечно, неправда.
ХЛ: Нет. Это абсолютно неверно, и я не знаю, откуда взялся этот слух. Когда-то я задержал одного человека. Видимо, за этот случай меня и произвели …
СЛ: Итак, Вы хороший законопослушный парень с налётом итонского ретроградства. Правильно?
ХЛ: Да, подозреваю, что так. Думаю, я стал обывателем. Да, знаете, я был совершенно ужасен в 15-16 лет, меня чуть не выгнали, и у меня бывали чрезвычайно травмирующие стычки с родителями. Они приехали, забрали меня и так выговорили меня на одной из станций техобслуживания на магистрали М-4, что я до сих пор не могу проехать мимо неё без стыда и содрогания. Но в конце концов, видимо, я стал обывателем – стал старостой в Итоне, стал истеблишментом. Ха! Боже. Мне так жаль.
СЛ: Расскажите о треке №3.
ХЛ: Это “Tumbling Dice” «Роллинг Стоунз». Эта композиция… Когда мне было около 10 лет, я пытался сделать коктейль Молотова и довольно сильно обжёгся, что, конечно, было наказанием за идиотизм. И когда я выздоравливал, вместо того чтобы… Мой отец ни разу не прошёлся по поводу коктейля Молотова, хотя имел на это полное право. Он заехал в супермаркет Woolworths и попросил дать ему кассету с какой-нибудь популярной музыкой. Они дали ему Tumbling Dice «Роллинг Стоунз». Я слушал её, наверное, тысячу раз, пока поправлялся. До сих пор ярко представляю, как отец мужественно выдержал хит-парад и попросил эту запись. Я был очень тронут этим жестом, и потому это очень много значит для меня.
СЛ: «Роллинг Стоунз» и “Tumbling Dice”. Давайте немного поговорим об университетской регате. Когда это было? Какой у Вас был номер? Какой результат?
ХЛ: Это было в 1980 году, я был четвёртым номером в этой схватке, и Кембридж проиграл дистанцию в 5 футов. Это я унесу с собой в могилу.
СЛ: Наверное, Вы до сих пор думаете о том поражении?
ХЛ: М-м-м. Да.
СЛ: Вы фантазируете о победе?
ХЛ: Конечно. Хотя, по-настоящему, я не должен так говорить, потому что по сей день я не хотел бы доставлять удовольствие команде противника. Но, конечно, это правда. Это было очень горькое поражение.
Продолжение следует.